- Маленькая дебоширка, - говорю я.
Веселая шапка с помпончиком скрывает седые волосы, мама решила их больше не красить, и - такая - похудевшая, размахивающая ножкой на краю могильного участка, она выглядит той, кем и является - младшей дочкой в семье, единственной живой, а родители и старшая сестра смотрят с камня портретами с добрыми глазами. Отломав ветку, мама становится рядом со мной. Почему-то у нас в семье не принято на кладбище долго молчать или о чем-то рассказывать родственникам вслух или про себя, по крайней мере во время групповых посещений. Всегда помню деловой подход: помыть, почистить, подмести. Пауза длится недолго. Мама прищуривается как профессиональный художник:
- Мне табличку сделаете рядом с Леной, вот там. И фотографию, где я в голубой кофточке.
- Какую фотографию?
- Ну, в голубой кофточке!
- Не помню такую.
- Ну, я сделаю, оставлю.
- А пирамиду тебе не начать строить?
- Нет. Но, конечно, я собираюсь жить до девяноста, это я так говорю...
Недолгая пауза.
- Или лучше вот так, ступенькой, как продолжение?
- Что, табличку тебе?
- Да.
Я хохочу.
- Нет, лучше рядом, - передумывает мама.
Мне иногда хочется заглянуть назад, и отыскать там какую-то высшую мудрость и любовь. Зачем я уехала из Киева? Почему никак не могу вернуться? Я смотрю на то, как ветшает город, и оказывается, в нем уже два миллиона, а было три. А приезжаю в Москву, к мужу под крыло, к работе, и все идет своем чередом, такая раздвоенная реальность.
Это мамин рисунок в восьмидесятые. Она всегда меня - младенца - рисовала со спины. А я говорила, что "маму я люблю так, что всегда хочется убегать, и прибегать обратно" :)
